Шестеро людей і шестеро собак приїхали з обласного центру Харківщини в одне з селищ заходу України і вже три тижні ділять дві кімнати у будинку господарів, які безкоштовно їх прихистили.
Двоє з них, обидві уродженки Харкова, погодилися розповісти про свої відчуття, страхи та надії.
При цьому «без п’яти хвилин пенсіонерка» Ольга Іванівна шість разів казала про фашистів, а Галина Степанівна, старша жінка сім’ї, чотири рази повторила слово «відбудуємо».
Без коментарів. Повні дані жінок – в редакції.
«Не потому, что трусы, мы бежали, а потому, что это невозможно»
– Я – М. Галина Степанівна, 1956 року народження, жителька міста Харкова.
Народилася там і усю жизнь там була, і родители мои украинцы там жили-були. І ось таке трапилося…
– В якому районі жили?
– Холодногорський район міста Харкова. Это центр. Ближе к центру.
– Чем Вы занимались до войны?
– Я с высшим образованием. Сейчас пенсионер. На пенсии подрабатывала в швейном цеху.
Занималась дочкой. У меня Наташу, дочку, прооперировали 23 февраля, а 24 утром война началась – она была в реанимации. Мы её еле забрали с больницы, с капельницами со всеми. У нее панические атаки, и вот начались эти бомбежки сумасшедшие. 24-го в пять утра начались взрывы. Нас врач привезла домой с дочкой с этими капельницами.
В Харькове разбомбили центральную площадь 1-го марта, во вторник, взорвали облисполком, а в среду, 2-го марта, просто под этими выстрелами, бомбами мы, в чем были, сели в машину и уехали. Потому что невозможно было! Не-воз-мож-но!
У нас соседская девочка, вместе с моей Наташей росла, – Наташа даже не знает об этом, – у девочки 15-го числа остановилось сердце, 48 лет. Я даже не говорю дочери. Потому, что ей нельзя говорить. Остановилось сердце в 48 лет. Ну, это ужас! Когда летят эти ракеты, эти бомбы…
1 березня 2022 р. крилата ракета влучила у будівлю Харківської ОДА
– Какие у вас материальные потери?
– Всё оставили. Оставили всё.
У нас дом шикарный двухэтажный. У нас флигель, домик маленький.
В доме техника, всё-всё-всё.
В чем были – в том и приехали. Тут в секонд-хенде потом покупали и нам дали гуманитарную помощь в местном совете.
А так, в чем были, в том и бежали. Единственное, одеяла взяли и подушки, потому что мы четверо суток ехали, блокпосты проходили.
Дай Бог здоровья этим людям, которые нас приютили. Мы уже были в таком отчаянии. Еще дочка, представляете, со швами, перевязки надо делать. Это всё, конечно, ужас. Вот такая вот история. Харькова нет.
– Как Вы считаете, зачем затеял Путин эту войну. Какая его цель?
– Сволочь. Я даже не могу, да ни один здравый человек, здравомыслящий вообще не может понять, что у него в голове.
Я не знаю, если б меня допустили к нему, я б собственноручно, хотя я уже пожилой человек – я б разорвала его. Просто разорвала. Не только я – все, все.
Вы б видели, что он с Харьковом сделал. Он его уничтожил. Всё, всё бомбит.
У нас друзья на Салтовке живут, Наташины друзья, они потеряли ребенка – семь лет назад девочка под троллейбус попала, поздний ребенок. Такие люди прекрасные, просто люди замечательные. Вот они сидят там в Харькове на Салтовке, на третьем этаже, а их бомбят и бомбят, и бомбят… Трупы вокруг валяются.
…Я вообще не знаю, как… как этот… человек, как он ходит по земле?
А Харьков? Мы ж граничим с Белгородской областью. У нас очень многие… Допустим, дети живут в Харькове, а родители живут в Белгороде. Они из Белгорода всегда ездили к нам, скуповывались, им никто никогда плохого слова не сказал – они ж такие же, как и мы, правильно?
А сейчас как послушаешь, что они говорят! Для меня лично – всё, я не хочу даже их видеть. Слышать даже о них не хочу, понимаете? Просто, для меня это не люди, это не люди. Те, кто там (в Белгороде – авт.) живут – у них или и правда с головой что-то случилось, что они не соображают, что происходит в мире… Как не соображать, ну как?!
Что еще хочу сказать. Все наши знакомые и родственники, а их у нас много, надеются только на ближайшую победу. Все абсолютно! И все говорят:
«Мы костьми ляжем, но отстроим город. Мы будем карабкаться, будем царапаться, но мы его отстроим!».
Потому что мы очень любили Харьков. Очень красивый город – такие парки! (плачет) Но мы его отстроим. Потому что так нельзя. И люди все настроены. По улицам люди так сплотились… ну, всякие ж люди есть, может, были настроены как-то не так, но сейчас так сплотились все, аж сердце радуется! Все приветливы, все друг другу помогаем, звонят все. Это очень радует и это говорит о том, что мы все-таки лучше.
И с головой у нас все в порядке, руки у нас есть, и мы всё это отстроим, сделаем. Дай Бог только нечисть эту выгнать.
Это не только моё мнение, а 99% харьковчан так считают, и так оно будет. Так оно будет!
Мы надеемся, что скоро увидимся со всеми. Ну не каждый может выдержать эти бомбы, не каждый. Почему бежали? Потому что невозможно. У моей дочки панические атаки, она болеет давно. Не потому, что трусы, мы бежали, а потому, что это невозможно. Вот, девочка 48 лет просто не выдержала – сердце остановилось. Я Наташе даже не говорю, и не скажу, потому что ей это слышать нельзя, это её сразу убьет.
Но мы выдержим, выдержим, выдержим. Каждый день мы все созваниваемся, разговариваем, желаем друг другу всего хорошего. Харьков выстоит, выстоит. Но разбомбили… вы даже не представляете, как. Нет его.
Когда уезжали, уже был тихий ужас. По Холодной горе, танковое училище, дома, это страх Господний: просто коробки.
А люди, которые на Салтовке живут – новые дома, ХТЗ, Жуковского поселок – те, что к окружной граничат, ближе к России, – там просто истребление. Он просто стирает с лица земли город. Ему плевать, куда стрелять.
«Эта ж, – извините, можно сказать? – тварь, Путин. Он не православный. Он не русский»
– Я – Р. Ольга Ивановна, 1962-го года рождения.
– Вы давно живете в Харькове?
– Я там родилась. Харьковчанка. Живу… когда-то это называлось Померки, а сейчас – поселок Жуковского.
В 2005-ом году мы купили дом в Черкасской Лозовой. Это от Харькова, Пятихаток – три километра всего. Есть такой район «Пятихатки», и сразу – окружная дорога, и сразу – наше село.
– Чем Вы до войны занимались?
– Я частный предприниматель. Торговали на рынке. Рынок, где мы торговали, как раз в наш павильон (мы мясом занимались) бомба упала и осколки попали… Короче, именно наш павильон разбомбило и еще несколько, и убило при этом парня 16-ти лет, мальчик совсем, и женщину.
– Как пережили первый день войны?
– Это ужас, это был ужас.
Во-первых, не верили. Вообще не верили, что это может такое произойти. Муж уехал на работу – он встает в четыре часа утра, без пятнадцати пять он уехал, а где-то в пять я проснулась от того, что эти сумасшедшие просто… ну, это не реально, это просто не передать, эти взрывы. Я вообще не поняла – дом весь трясется, рядом с нами ведь Белгородская трасса на Харьков, мы же совсем рядом от этой трассы, которая идет с таможни, с границы на Харьков, живем буквально в двух километрах.
Я мужу позвонила, он сразу вернулся с дороги и мы поехали на поселок, там дочка живет с бабушкой и с внучкой. Мы их оттуда забрали в Черкасскую Лозовую, потому что у нас хоть какой-то подвал есть.
Потом мы все равно не выдержали, уехали. Когда самолеты полетели.
На день, наверное, четвертый войны уже начали самолеты летать, и они очень низко… Муж мой в армии же служил, он говорит: «По идее, они должны выше лететь». Я думаю, что это запугивание психологическое было. Потому что они летели не просто низко, а просто капец. Всё, отбомбят и улетают.
Уже самолеты мы не выдержали – уехали.
Я, честно говоря, так боялась ехать! Для меня это шок.
У меня вообще… Я не понимаю, у меня всё время в голове вопрос: «За что?». Как он потом будет объяснять это? Как он объяснит всем?
Я не понимаю. (плачет)
Забрали собак. Одна собака осталась, куры остались – соседка присматривает. Ну, сегодня не можем дозвониться, не знаю, что там. Два раза звонили по двум телефонам – нет связи и все.
– А вчера?
– Позавчера звонили.
– Какая была ситуация?
– Света не было три дня уже. И газа. Потом газ дали, свет… Не знает, хотим дозвониться, пока не дозвонимся.
Сказала: «Разбомбили пять домов и одна упала бомба в озеро». У нас там озеро большое.
– Какого вы лишились имущества?
– Не знаю. Мы бросили всё.
– Дом, павильон на рынке?..
– Мы вообще про это не думали, про павильон. Машину бросили – мы уехали на дочкиной машине.
Если сегодня не дозвонимся, по другим, рядом, соседям будем звонить. Потому что у нас улица маленькая, очень маленькая. У нас такая, тупиковая, улица: всего семнадцать домов.
– То есть, Вы даже не представляете и нет никакой версии, зачем Путин начал эту войну?
– Нет. Вообще не могу понять. Не могу понять, как люди… Ка-а-ак они поддерживают? Смотрю по телевизору эти парады, концерты, и мне хочется написать плакат и выйти туда с большим плакатом:
«Наши деды вместе сражались, а вы что творите? Хуже фашистов!».
(плачет) Просто, хуже, чем фашисты. Начали бомбить Салтовку, Жуковский – там люди живут, там нет военного ничего. Как можно? Я не знаю.
– Они просто уничтожают Украину, чтобы заселиться самим.
– Это уже теперь понятно. Потому что, как можно?.. Ну как можно? Я не понимаю, просто так лупить по жилым домам, по школе, по больницам, роддом разбомбить – как это можно делать?! И при этом говорить, что это мы друг с другом воюем. Страшно, что есть люди, которые в это верят. И у нас они есть.
– У Вас на здоровье как-то повлияла война?
– С сердцем раньше нормально было, а дня три назад началось, как аритмия, и не проходит, просто дыхание останавливается. И страх. Ночью проснешься и лежишь думаешь, думаешь:
«А как? Как жить? Вот сейчас закончатся деньги какие-то, и всё».
Пенсии еще нету. И у мужа еще нету – 1-го мая, мо-о-ожет быть, оформят. У меня тоже – летом должна быть уже пенсия.
Помощь дали, это да. Мы зарегистрировались – дали помощь хорошую.
– Может, найдут работу?
– Нету. Мы уже пытались, спрашивали – тут самим нет работы, нужно выезжать только за границу, там что-то искать. Не знаю. Посмотрим.
Я думаю, что сейчас у большинства будет эта проблема – с работой. Потому что здесь и до войны не было работы.
– А вы не думали о том, чтобы поехать за границу?
– Думали. Конечно, думали, но…
– При каком условии вы вернетесь в Харьков? Что для этого надо?
– Ну, мир, конечно, сначала.
Просто, самое страшное, что эта ж, – извините, можно сказать? – тварь, Путин, может пообещать, и потом приедешь, начнется отстраивание, а он опять может… Ну как?
– Доверия нет.
– Не-е-ет. Какое может быть доверие, если они врут всё? Просто, смотришь, что они там по телевизору показывают – это сплошная ложь. Сплошняком.
– Вот Белгород. Соседний город. Вы жили недалеко.
– Мы ездили в Белгород, когда было все мирно и нормально. Дочка ездила – у неё были проблемы с коленями большие, и в Харькове никто не брался делать, а в Белгород приехал китаец, старенький дедушка, вообще старый-старый такой китаец. Совершенно случайно мы узнали, поехали, он сделал Лене… это называется иглонож. И вот до этой войны, это еще лет восемь было назад, у неё было всё нормально. А сейчас получила стресс, и опять начались проблемы с коленями.
У нас родственники есть в России. Ну, они очень дальние, мы не общаемся, это еще моей мамы, Царство Небесное, двоюродные сестры живут в Курской области. Старый Оскол (находится в Белгородской области рф – авт.) – мы туда на реализацию ездили. У мужа прямо в Москве тётки какие-то двоюродные.
– Если бы Вам выпала такая возможность – поговорить с Путиным, что б Вы ему сказали?
– С Путиным? Ха-ха! (смеется). А что с ним разговаривать, если оно…
Сказала бы, что он фашист. Хуже фашиста! И он же ж… Меня поражает: он же ж, вроде как, православный. А он не православный. Нет! Он какой-то… Я думаю, что он какой-то… У него какая-то вера дикая, наверное.
Он не русский. Просто, они не понимают этого. Даже со стороны смотришь – не, он какой-то… идиот. А с такими людьми как разговаривать, если он ничего не понимает? Фашист!
Я просто не понимаю этих россиян. Я не знаю, как их можно оболванить, что можно влить им в уши, что рассказать, что они считают, что тут он прав: бомбить людей, детей! Брехло. Это как нужно рассказывать, людям вливать, что они его поддерживают – поддерживают! – и они ничего не хотят слышать. Как одурманенные какие-то.
Я всегда вспоминаю сразу, как Гитлер к власти пришел, и как у фашистов эти парады на площади… Вот у меня сразу перед глазами, когда я увидела ихний концерт – то же самое! Просто то же самое: оболваненные люди, которые кричат: «Путин герой!». Ну, когда-то ж оно вернется им.
Да, теперь я понимаю, что это, наверное, правда, что он хочет убрать половину населения. Вот, по телевизору только что говорили, что тысячу украинцев, или больше, вывезли куда-то в Россию в какой-то депрессивный район, забрали паспорта – всё.
– Заложники.
– Да. А это-та территория остается.
Но Харьков у нас… Честно скажу, я даже не ожидала, что у нас такие люди, в Харькове.
В первый день, когда у всех был шок, все вышли на улицу, и даже те, которые раньше говорили: «А в России лучше», они, конечно, были в шоке.
С улицы, с семнадцати домов, у нас двое ушло добровольцами в армию. Вот как стоит Харьков.
У меня племянник, 33 года, увез жену в Словакию, а сам вернулся и пошел добровольцем.
Оказалось, что наши люди-харьковчане достойные. Точно город-герой!
Он, наверное, не ожидал. Он думал, что Харьков сразу сдаться. Сразу! А получилось наоборот. Теперь ему как кость в горле, поэтому он так лютует.
Журналістка з 1995-го року. Керівниця Громадської організації «Люстраційна Антикорупційна рада Придніпров’я» з 2014 року. ГО «ЛАРП» – українська правозахисна громадська організація.
Росіянин володіє монтажною компанією у Дніпрі
Щонайменше чотири ради на Дніпропетровщині можуть перестати функціонувати
Шестеро людей і шестеро собак приїхали з обласного центру Харківщини в одне з селищ заходу України і вже три тижні ділять дві кімнати у будинку господарів, які безкоштовно їх прихистили.
Двоє з них, обидві уродженки Харкова, погодилися розповісти про свої відчуття, страхи та надії.
При цьому «без п’яти хвилин пенсіонерка» Ольга Іванівна шість разів казала про фашистів, а Галина Степанівна, старша жінка сім’ї, чотири рази повторила слово «відбудуємо».
Без коментарів. Повні дані жінок – в редакції.
«Не потому, что трусы, мы бежали, а потому, что это невозможно»
– Я – М. Галина Степанівна, 1956 року народження, жителька міста Харкова.
Народилася там і усю жизнь там була, і родители мои украинцы там жили-були. І ось таке трапилося…
– В якому районі жили?
– Холодногорський район міста Харкова. Это центр. Ближе к центру.
– Чем Вы занимались до войны?
– Я с высшим образованием. Сейчас пенсионер. На пенсии подрабатывала в швейном цеху.
Занималась дочкой. У меня Наташу, дочку, прооперировали 23 февраля, а 24 утром война началась – она была в реанимации. Мы её еле забрали с больницы, с капельницами со всеми. У нее панические атаки, и вот начались эти бомбежки сумасшедшие. 24-го в пять утра начались взрывы. Нас врач привезла домой с дочкой с этими капельницами.
В Харькове разбомбили центральную площадь 1-го марта, во вторник, взорвали облисполком, а в среду, 2-го марта, просто под этими выстрелами, бомбами мы, в чем были, сели в машину и уехали. Потому что невозможно было! Не-воз-мож-но!
У нас соседская девочка, вместе с моей Наташей росла, – Наташа даже не знает об этом, – у девочки 15-го числа остановилось сердце, 48 лет. Я даже не говорю дочери. Потому, что ей нельзя говорить. Остановилось сердце в 48 лет. Ну, это ужас! Когда летят эти ракеты, эти бомбы…
1 березня 2022 р. крилата ракета влучила у будівлю Харківської ОДА
– Какие у вас материальные потери?
– Всё оставили. Оставили всё.
У нас дом шикарный двухэтажный. У нас флигель, домик маленький.
В доме техника, всё-всё-всё.
В чем были – в том и приехали. Тут в секонд-хенде потом покупали и нам дали гуманитарную помощь в местном совете.
А так, в чем были, в том и бежали. Единственное, одеяла взяли и подушки, потому что мы четверо суток ехали, блокпосты проходили.
Дай Бог здоровья этим людям, которые нас приютили. Мы уже были в таком отчаянии. Еще дочка, представляете, со швами, перевязки надо делать. Это всё, конечно, ужас. Вот такая вот история. Харькова нет.
– Как Вы считаете, зачем затеял Путин эту войну. Какая его цель?
– Сволочь. Я даже не могу, да ни один здравый человек, здравомыслящий вообще не может понять, что у него в голове.
Я не знаю, если б меня допустили к нему, я б собственноручно, хотя я уже пожилой человек – я б разорвала его. Просто разорвала. Не только я – все, все.
Вы б видели, что он с Харьковом сделал. Он его уничтожил. Всё, всё бомбит.
У нас друзья на Салтовке живут, Наташины друзья, они потеряли ребенка – семь лет назад девочка под троллейбус попала, поздний ребенок. Такие люди прекрасные, просто люди замечательные. Вот они сидят там в Харькове на Салтовке, на третьем этаже, а их бомбят и бомбят, и бомбят… Трупы вокруг валяются.
…Я вообще не знаю, как… как этот… человек, как он ходит по земле?
А Харьков? Мы ж граничим с Белгородской областью. У нас очень многие… Допустим, дети живут в Харькове, а родители живут в Белгороде. Они из Белгорода всегда ездили к нам, скуповывались, им никто никогда плохого слова не сказал – они ж такие же, как и мы, правильно?
А сейчас как послушаешь, что они говорят! Для меня лично – всё, я не хочу даже их видеть. Слышать даже о них не хочу, понимаете? Просто, для меня это не люди, это не люди. Те, кто там (в Белгороде – авт.) живут – у них или и правда с головой что-то случилось, что они не соображают, что происходит в мире… Как не соображать, ну как?!
Что еще хочу сказать. Все наши знакомые и родственники, а их у нас много, надеются только на ближайшую победу. Все абсолютно! И все говорят:
Потому что мы очень любили Харьков. Очень красивый город – такие парки! (плачет) Но мы его отстроим. Потому что так нельзя. И люди все настроены. По улицам люди так сплотились… ну, всякие ж люди есть, может, были настроены как-то не так, но сейчас так сплотились все, аж сердце радуется! Все приветливы, все друг другу помогаем, звонят все. Это очень радует и это говорит о том, что мы все-таки лучше.
И с головой у нас все в порядке, руки у нас есть, и мы всё это отстроим, сделаем. Дай Бог только нечисть эту выгнать.
Это не только моё мнение, а 99% харьковчан так считают, и так оно будет. Так оно будет!
Мы надеемся, что скоро увидимся со всеми. Ну не каждый может выдержать эти бомбы, не каждый. Почему бежали? Потому что невозможно. У моей дочки панические атаки, она болеет давно. Не потому, что трусы, мы бежали, а потому, что это невозможно. Вот, девочка 48 лет просто не выдержала – сердце остановилось. Я Наташе даже не говорю, и не скажу, потому что ей это слышать нельзя, это её сразу убьет.
Но мы выдержим, выдержим, выдержим. Каждый день мы все созваниваемся, разговариваем, желаем друг другу всего хорошего. Харьков выстоит, выстоит. Но разбомбили… вы даже не представляете, как. Нет его.
Когда уезжали, уже был тихий ужас. По Холодной горе, танковое училище, дома, это страх Господний: просто коробки.
А люди, которые на Салтовке живут – новые дома, ХТЗ, Жуковского поселок – те, что к окружной граничат, ближе к России, – там просто истребление. Он просто стирает с лица земли город. Ему плевать, куда стрелять.
«Эта ж, – извините, можно сказать? – тварь, Путин. Он не православный. Он не русский»
– Я – Р. Ольга Ивановна, 1962-го года рождения.
– Вы давно живете в Харькове?
– Я там родилась. Харьковчанка. Живу… когда-то это называлось Померки, а сейчас – поселок Жуковского.
В 2005-ом году мы купили дом в Черкасской Лозовой. Это от Харькова, Пятихаток – три километра всего. Есть такой район «Пятихатки», и сразу – окружная дорога, и сразу – наше село.
– Чем Вы до войны занимались?
– Я частный предприниматель. Торговали на рынке. Рынок, где мы торговали, как раз в наш павильон (мы мясом занимались) бомба упала и осколки попали… Короче, именно наш павильон разбомбило и еще несколько, и убило при этом парня 16-ти лет, мальчик совсем, и женщину.
– Как пережили первый день войны?
– Это ужас, это был ужас.
Во-первых, не верили. Вообще не верили, что это может такое произойти. Муж уехал на работу – он встает в четыре часа утра, без пятнадцати пять он уехал, а где-то в пять я проснулась от того, что эти сумасшедшие просто… ну, это не реально, это просто не передать, эти взрывы. Я вообще не поняла – дом весь трясется, рядом с нами ведь Белгородская трасса на Харьков, мы же совсем рядом от этой трассы, которая идет с таможни, с границы на Харьков, живем буквально в двух километрах.
Я мужу позвонила, он сразу вернулся с дороги и мы поехали на поселок, там дочка живет с бабушкой и с внучкой. Мы их оттуда забрали в Черкасскую Лозовую, потому что у нас хоть какой-то подвал есть.
Потом мы все равно не выдержали, уехали. Когда самолеты полетели.
На день, наверное, четвертый войны уже начали самолеты летать, и они очень низко… Муж мой в армии же служил, он говорит: «По идее, они должны выше лететь». Я думаю, что это запугивание психологическое было. Потому что они летели не просто низко, а просто капец. Всё, отбомбят и улетают.
Уже самолеты мы не выдержали – уехали.
Я, честно говоря, так боялась ехать! Для меня это шок.
У меня вообще… Я не понимаю, у меня всё время в голове вопрос: «За что?». Как он потом будет объяснять это? Как он объяснит всем?
Я не понимаю. (плачет)
Забрали собак. Одна собака осталась, куры остались – соседка присматривает. Ну, сегодня не можем дозвониться, не знаю, что там. Два раза звонили по двум телефонам – нет связи и все.
– А вчера?
– Позавчера звонили.
– Какая была ситуация?
– Света не было три дня уже. И газа. Потом газ дали, свет… Не знает, хотим дозвониться, пока не дозвонимся.
Сказала: «Разбомбили пять домов и одна упала бомба в озеро». У нас там озеро большое.
– Какого вы лишились имущества?
– Не знаю. Мы бросили всё.
– Дом, павильон на рынке?..
– Мы вообще про это не думали, про павильон. Машину бросили – мы уехали на дочкиной машине.
Если сегодня не дозвонимся, по другим, рядом, соседям будем звонить. Потому что у нас улица маленькая, очень маленькая. У нас такая, тупиковая, улица: всего семнадцать домов.
– То есть, Вы даже не представляете и нет никакой версии, зачем Путин начал эту войну?
– Нет. Вообще не могу понять. Не могу понять, как люди… Ка-а-ак они поддерживают? Смотрю по телевизору эти парады, концерты, и мне хочется написать плакат и выйти туда с большим плакатом:
(плачет) Просто, хуже, чем фашисты. Начали бомбить Салтовку, Жуковский – там люди живут, там нет военного ничего. Как можно? Я не знаю.
– Они просто уничтожают Украину, чтобы заселиться самим.
– Это уже теперь понятно. Потому что, как можно?.. Ну как можно? Я не понимаю, просто так лупить по жилым домам, по школе, по больницам, роддом разбомбить – как это можно делать?! И при этом говорить, что это мы друг с другом воюем. Страшно, что есть люди, которые в это верят. И у нас они есть.
– У Вас на здоровье как-то повлияла война?
– С сердцем раньше нормально было, а дня три назад началось, как аритмия, и не проходит, просто дыхание останавливается. И страх. Ночью проснешься и лежишь думаешь, думаешь:
Пенсии еще нету. И у мужа еще нету – 1-го мая, мо-о-ожет быть, оформят. У меня тоже – летом должна быть уже пенсия.
Помощь дали, это да. Мы зарегистрировались – дали помощь хорошую.
– Может, найдут работу?
– Нету. Мы уже пытались, спрашивали – тут самим нет работы, нужно выезжать только за границу, там что-то искать. Не знаю. Посмотрим.
Я думаю, что сейчас у большинства будет эта проблема – с работой. Потому что здесь и до войны не было работы.
– А вы не думали о том, чтобы поехать за границу?
– Думали. Конечно, думали, но…
– При каком условии вы вернетесь в Харьков? Что для этого надо?
– Ну, мир, конечно, сначала.
Просто, самое страшное, что эта ж, – извините, можно сказать? – тварь, Путин, может пообещать, и потом приедешь, начнется отстраивание, а он опять может… Ну как?
– Доверия нет.
– Не-е-ет. Какое может быть доверие, если они врут всё? Просто, смотришь, что они там по телевизору показывают – это сплошная ложь. Сплошняком.
– Вот Белгород. Соседний город. Вы жили недалеко.
– Мы ездили в Белгород, когда было все мирно и нормально. Дочка ездила – у неё были проблемы с коленями большие, и в Харькове никто не брался делать, а в Белгород приехал китаец, старенький дедушка, вообще старый-старый такой китаец. Совершенно случайно мы узнали, поехали, он сделал Лене… это называется иглонож. И вот до этой войны, это еще лет восемь было назад, у неё было всё нормально. А сейчас получила стресс, и опять начались проблемы с коленями.
У нас родственники есть в России. Ну, они очень дальние, мы не общаемся, это еще моей мамы, Царство Небесное, двоюродные сестры живут в Курской области. Старый Оскол (находится в Белгородской области рф – авт.) – мы туда на реализацию ездили. У мужа прямо в Москве тётки какие-то двоюродные.
– Если бы Вам выпала такая возможность – поговорить с Путиным, что б Вы ему сказали?
– С Путиным? Ха-ха! (смеется). А что с ним разговаривать, если оно…
Сказала бы, что он фашист. Хуже фашиста! И он же ж… Меня поражает: он же ж, вроде как, православный. А он не православный. Нет! Он какой-то… Я думаю, что он какой-то… У него какая-то вера дикая, наверное.
Он не русский. Просто, они не понимают этого. Даже со стороны смотришь – не, он какой-то… идиот. А с такими людьми как разговаривать, если он ничего не понимает? Фашист!
Я просто не понимаю этих россиян. Я не знаю, как их можно оболванить, что можно влить им в уши, что рассказать, что они считают, что тут он прав: бомбить людей, детей! Брехло. Это как нужно рассказывать, людям вливать, что они его поддерживают – поддерживают! – и они ничего не хотят слышать. Как одурманенные какие-то.
Я всегда вспоминаю сразу, как Гитлер к власти пришел, и как у фашистов эти парады на площади… Вот у меня сразу перед глазами, когда я увидела ихний концерт – то же самое! Просто то же самое: оболваненные люди, которые кричат: «Путин герой!». Ну, когда-то ж оно вернется им.
Да, теперь я понимаю, что это, наверное, правда, что он хочет убрать половину населения. Вот, по телевизору только что говорили, что тысячу украинцев, или больше, вывезли куда-то в Россию в какой-то депрессивный район, забрали паспорта – всё.
– Заложники.
– Да. А это-та территория остается.
Но Харьков у нас… Честно скажу, я даже не ожидала, что у нас такие люди, в Харькове.
В первый день, когда у всех был шок, все вышли на улицу, и даже те, которые раньше говорили: «А в России лучше», они, конечно, были в шоке.
С улицы, с семнадцати домов, у нас двое ушло добровольцами в армию. Вот как стоит Харьков.
У меня племянник, 33 года, увез жену в Словакию, а сам вернулся и пошел добровольцем.
Оказалось, что наши люди-харьковчане достойные. Точно город-герой!
Он, наверное, не ожидал. Он думал, что Харьков сразу сдаться. Сразу! А получилось наоборот. Теперь ему как кость в горле, поэтому он так лютует.
Олена Гарагуц
(фото Харкова – Suspilne.media)
Якщо ви знайшли помилку, будь ласка, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.
Olena Harahuts
Журналістка з 1995-го року. Керівниця Громадської організації «Люстраційна Антикорупційна рада Придніпров’я» з 2014 року. ГО «ЛАРП» – українська правозахисна громадська організація.